Журнал «Форум плюс» 06/2012 текст Регины Будариной
фото из архива МОСКОВСКОГО АРМЯНСКОГО ТЕАТРА
Спектакли Московского армянского театра под руководством Славы Степаняна неизменно собирают полные залы. зрители идут сюда специально, случайных людей здесь мало. В репертуаре театра есть и простые по фабуле спектакли, и сложные,интеллектуальные, но каждый из них – отдельное событие и необычное решение.
Постановка «Голос человеческий» не сходит со сцены театра на протяжении вот уже девяти лет, «У 8 женщин мужчина без… счастья» идет семь лет, «Эй, кто-нибудь!..» – шесть.
– Я не понимаю, что такое современное или несовременное искусство, – говорит художественный руководитель театра Слава Степанян.
– Искусство – это дух. Дух имеет Божественное начало, а значит, он вечный. При чем же тут «современный – несовременный»? Это про вещь можно сказать: «модно – немодно». Искусство волновало, волнует и будет волновать душу человека во все времена. Современный театр говорит так, чтобы любому сегодняшнему зрителю было интересно и понятно. Но важно именно говорить со зрителем, а не подстраиваться под конъюнктуру, не ложиться под публику, потакая ее низменным инстинктам. Шекспир, Чехов, Достоевский – это высший пилотаж в драматургии. Зачем их нужно извращать? Зачем раздевать короля Лира и заставлять его вступать в кровосмесительные отношения со своими дочерьми? Почему действие «Гамлета» должно происходить в шахте и для чего Гертруда выходит на сцену в шахтерской каске? Как будто идет соревнование, как бы пооригинальней изуродовать классику, как бы посильнее удивить зрителя. И важным становится сам соревновательный процесс, а искусство отодвигается на последнее место. Вот трагедия сегодняшнего театра: молодые люди смотрят такие спектакли и уходят в полной уверенности, что это и есть Шекспир, это и есть настоящее искусство. Команда Московского Армянского театра многонациональная. Разные актерские школы, разный менталитет, – все надо привести к общему знаменателю. Это задача режиссера. Сложности, конечно, есть, но в ходе лабораторного процесса и в результате специальных психологических тренингов уже через 6–8 месяцев актеры привыкают в одном русле думать, дружить, становятся единым целым, сохраняя при этом свою «непохожесть». Ансамбль профессионалов, объединенных одной целью, – это и есть настоящее богатство театра. Когда Московский Армянский театр только начинал работать и располагался на территории армянского посольства в России, его публикой были исключительно армяне. Но через пару лет зрительный зал пополнился русскими, французами, евреями, украинцами. Случилось это после выхода первого совместного проекта Армянского театра с Государственным французским лицеем имени Александра Дюма. Актеры вместе с французскими детьми сделали потрясающий пластический спектакль «Мои воспоминания». Премьеру посетил посол Франции в России. Сегодня аншлаги для Московского Армянского театра – явление привычное. Среди постоянных зрителей – представители молодежных армянских организаций, художники, режиссеры… Сейчас театр, оставшийся без постоянного места жительства, показывает свои работы на разных сценических площадках. Это несколько усложняет ситуацию, но тем не менее труппе удается собирать полные залы.
– Я себя классе в шестом испортил Достоевским, – рассказывает Слава Степанян. – Почему испортил? Да я из-за него так и не прочел приключенческие романы и фантастику. «Мушкетеры», «Граф Монте-Кристо» – все это прошло мимо меня. Та же история – со сценариями Сергея Параджанова. Я долго просил этого великого режиссера: дайте почитать, все знают, что я с вами дружу, но я ни одного вашего сценария не видел. Он мне отказал. Сказал, что я потом ничего больше не захочу читать. И вот однажды Сергей Иосифович уехал на съемки в Киев и доверил мне свой дом. Тогда-то я и добрался до его текстов. Параджанов оказался прав. С тех пор я ни одного сценария до конца не дочитал – для меня все предсказуемо. А Достоевский – нечто совершенно особенное. В каждой строке его произведений звучит сигнал SOS – «спасите наши души!» Я больше в литературе ничего подобного не знаю. Может быть, по силе воздействия рядом я поставлю «Книгу скорби» Григора Нарекаци. Это такой диалог с Богом: текст вибрирует, пульсирует, кричит о спасении… Мы будем ставить «Кроткую» – по моему мнению, самое великое произведение Достоевского. Когда Слава Степанян получил предложение от Академического театра народного ансамбля «Россия» им. Людмилы Зыкиной сделать совместный проект, он начал размышлять, как соединить музыкальную составляющую и актерскую работу. И вспомнил сказку Ованеса Туманяна «У пирующего всегда будет пир». Это история про сапожника, который каждый день открывает свою лавку, зарабатывает какие-то деньги, на них музыкантов и гуляет. Как-то раз местный калиф решил пройтись по городу в одежде дервиша. Видит: у сапожника пир горой.
- Можно? – спрашивает калиф разрешения остаться на празднике.
- Конечно, можно, — отвечает сапожник. – Гость – от Бога.
- А чем ты занимаешься, если у тебя каждый день праздник такой?
- Я – сапожник.
- А если вдруг царь запретит сапожничье дело?
- Придумаем что – нибудь…
В этой сказке – великая правда об умении жить и быть благодарным за каждую отпущенную тебе секунду, а ещё о способности находить повод радоваться в любой ситуации. А мы всё откладываем «на потом», и влруг раз – нам уже 70…
На самом деле в спектакле «Счастливый человек» действуют образы, заимствованные у двух великих писателей : кроме персонажей сказки Туманяна, здесь появляются и герои произведений Достоевского. В результате складывается целостная картина – сага о жизни, в которой есть всё: и пир, и печаль, и боль, и радость. Такая симфония о душе и благодарности. Органичное музыкальное сопровождение – армянские старинные песни, исполненные на русских национальных инструментах, балалайках и гуслях.
Можно задаться вопросом: зачем такая многоплановость и нужна ли она вообще? Все спектакли Московского Армянского театра отвечают на этот вопрос однозначно: нужна обязательно. Потому что нельзя рассматривать жизнь в плоской реальности, в ней всегда есть подтекст, да не один. И чтобы открыть зрителю эту тайну, необходимо пространственное, глубинное мышление, умение видеть главное, не забывая о деталях. Только там можно о многом сказать.